Гермиона впилась взглядом в блондинку и вздернула голову.
– Не беспокойся, дорогая, – засмеялась слизеринка. – Я уверена, он вернется к тебе.
Губы Гермионы сжались, но Панси нуждалась в более явной реакции, чтобы понять, что происходит.
– Может быть, даже возвратится с большим количеством здравого смысла и, наконец-то, все-таки угробит тебя и Уизли.
Карие глаза Гермионы в шоке распахнулись, и она вдруг разрыдалась. Паркинсон пялилась на нее, сохраняя показное спокойствие и стараясь не выдать своего удивления – она ожидала совсем не такой реакции.
В классе появился Снейп. Не услышать тихие рыдания он не мог, и его глаза безошибочно выхватили из массы студентов плачущую Гермиону. За все истекшие шесть лет, он впервые видел, чтобы эта девушка прилюдно плакала. Достигнув своего стола, профессор резко повернулся к классу. Презрительная усмешка кривила его губы.
– Десять баллов с Гриффиндора, – сказал он. – Теперь откройте ваши книги.
* * *
Гермиона и Рон, вместе с Невиллом и Джинни, ушли с ужина пораньше и незаметно пробрались к больничному крылу. Удостоверившись, что никто не следует за ними, они поспешили к кабинету мадам Помфри. Медсестра без лишних слов открыла потайную дверь и впустила их. А потом тихо предупредила, что, хотя Гарри и стало лучше, но его раны все ещё болят, и сейчас он крепко спит. Друзья бесшумно подошли к кровати. Невилл и Джинни наблюдали, как Рон и Гермиона опускаются по обе стороны кровати на колени, сжимая ладони Гарри в своих.
– Он в порядке?.. – чуть слышно спросила Джинни.
– Они не знают, – опустил голову Рон. – Снейп должен сначала узнать, что случилось на самом деле, и только после этого они смогут подобрать какие-нибудь зелья… или еще что-то придумают…
– Я не понимаю, что случилось? Почему он в таком состоянии? – Невилл нервничал.
– Я тоже, – ответила Гермиона. – Я покопалась в библиотеке, там не очень много книг, посвященных душевным или эмоциональным заклинаниям, но мне удалось найти одну, со способами оценки душевного состояния людей. Возможно, она поможет Снейпу выяснить, что надо делать.
– Как вы думаете, что с ним Дурсли сотворили? – спросила Джинни, сильно сжимая руку Невилла.
– Избили, похоже, сильно, – неохотно ответил Рон. – Мало того, что они оскорбляли его все время, так еще постоянно твердили, что он ненормальный!
– Он же не мог поверить этому! – задохнулся Невилл.
– Из всех людей, именно ты должен понять, что он мог, – как бы не был тон Гермионы мягок, но Невилл покраснел, на его глазах выступили слезы.
– Что мы можем сделать? – спросила Джинни. – Как ему помочь?
– Вы можете помочь мне поискать в библиотеке что-нибудь подходящее по психологии, – предложила Гермиона.
Джинни и Невилл дружно кивнули, а затем они все вместе начали рассказывать Гарри, как прошел день. Даже зная, что юноша не слышит их, они надеялись, что он может чувствовать их беспокойство, любовь и поддержку. Так они ощущали себя ближе к нему.
Друзья хотели остаться подольше, но мадам Помфри довольно скоро выставила их вон. Напоследок Гермиона попросила ее передать профессору Снейпу просьбу встретиться с ними. Медсестра согласилась – она знала, как тяжело они переживают случившееся, поскольку чувствовала тоже самое.
* * *
Шестой курс Слизерина собрался в одной из спален. Драко попросил выйти только Теодора Нотта, который был Пожирателем Смерти, пообещав ему закончить разговор как можно быстрее. Он наложил на дверь самые сильные защитные заклинания, какие только знал. Остальные добавили заглушающие, накладывая их поверх его заклятий. Когда они закончили, Панси недовольно уперлась кулачками в бедра.
– Ладно, Драко, что происходит?
– Вы знаете, что теперь я – Лорд Малфой. Но я не во всем согласен со своим отцом. Я не буду служить Вольдеморту и поддерживаю Светлую сторону в этой войне, – прямо сказал Драко. Комната погрузилась в мертвую тишину. После недолгого молчания, он понял, что никто не собирается его прерывать, и продолжил, немного повысив голос: – Мы больше не дети, играющие в игры. И я не могу позволить себе молча игнорировать то, что происходит вокруг. Когда… забрали отца, я был вынужден сам принимать решения.
Он коротко рассказал им, что случилось с ним этим летом, что он видел собственными глазами, умалчивая лишь о том, что он тогда чувствовал. И о том, насколько трудно далось ему решение, рассказать об этом им. Но он говорил со слизеринцами. С людьми, которых он считал своими друзьями. И ему не нужно было демонстрировать свои чувства – они могли видеть все по его глазам и жестам. Он сказал им, что верит в то, что должен существовать другой путь, путь, не ведущий к их подчинению, порабощению одной из сторон, и он твердо решил держаться в стороне, принадлежать только себе.
Драко замолчал и с надеждой посмотрел на друзей.
– Сотрите мне память, – попросил Блейз.
– Что?! – поразилась Панси.
– Я приму метку, и я должен быть лоялен, – спокойно ответил Забини. – Я не буду вам помогать, не втягивайте меня.
– Почему? – решительно потребовал ответа Грег.
– Девон, – ответил Блейз просто, и они поняли. Девон был его старшим братом. Блейз не мог предать его, и это означало, что он станет Пожирателем.
– Ладно, – Драко печально посмотрел на друга и поднял палочку.
– Удачи, – искренне пожелал Блейз. Мелькнула вспышка, и заклинание Драко стерло воспоминание об услышанном.
* * *
– Что ты видел? – тихо спросила Помфри.
Она и Северус сидели на стульях у кровати Гарри. Мастер Зелий выглядел совершенно серым. Она сделала ему чаю, и это, казалось, немного помогло. Северус вдохнул бодрящий запах напитка и откинул голову. Начало темнеть, и ему скоро ехать. Он должен попробовать поспать хоть пару часов, хотя знал, что заснуть не сможет.
– Северус… – Помфри взяла его за руку.
– Я пока не видел, что произошло этим летом, только четыре прошлых года, которые он прожил, запертым в чулане. С забитыми окнами и узкой кроватью, застеленной лишь одной простыней. Еду он получал через окошко в двери, и они оставили бы его в этом чулане, где он и жил до Хогвартса, навсегда, если бы не побоялись мести волшебников. Иногда его выпускали в ванную, иногда забывали, иногда его и кормить забывали, а порой делали это нарочно. Большую часть еды он отдавал сове. С ним обращались хуже, чем с животным, пока он не приехал в Хогвартс. Раньше он выходил из дому, только чтобы выполнять работы в саду. Хогвартс придал ему уверенности, и Дурслям это не понравилось – им не нравилось видеть презрение и ненависть в его глазах. И упрямство. Они вновь стали его запирать. Они боялись его.